С момента принятия основного британского антикоррупционного закона прошло 10 лет. Речь идёт о Законе о взятках 2010 года (англ. — Bribery Act 2010). Предлагаем осветить, подтверждает ли данный нормативно-правовой акт свою репутацию международного «золотого стандарта» регулирования соответствующих правоотношений, а также рассмотреть тенденции в области борьбы с экономическими преступлениями в Соединенном Королевстве.
Принятие Закона и пересмотр вектора нормативного регулирования
Статья 7 Закона, согласно которой криминализируется неисполнение коммерческой организацией обязанности по предотвращению дачи / получения взятки, оказала существенное влияние на корпоративную культуру Великобритании.
Несмотря на тот факт, что, по общему правилу, компании несут уголовную ответственность согласно «принципу идентификации», в соответствии с которым намерение компании определяется на основании действий её руководящего состава, преступление, предусмотренное Статьёй 7, имеет место, если лицо, связанное с юридическим лицом, даёт взятку другому лицу, и в рамках доктрины большей вероятности юридическое лицо не может доказать наличие «необходимых механизмов» предотвращения взяточничества. Таким образом, Ст. 7 снижает доказательную планку для судебного преследования и перекладывает бремя доказывания.
Данное фундаментальное изменение побудило многие организации полностью пересмотреть свои комплаенс-программы в целях предотвращения взяточничества со стороны связанных лиц, что позволило бы использовать соответствующие механизмы защиты, предусмотренные Законом. По заявлениям ОЭСР, Закон о взятках «стимулировал существенный прогресс» в принятии антикоррупционных мер, которые «широко развиты» в британских компаниях. Уже только благодаря данной парадигме многие специалисты считают Закон «успешным», но, с другой стороны, предлагаем поговорить и о практическом применении акта.
Низкие показатели правоприменения и пути наименьшего сопротивления
Вопрос о том, удаётся ли сохранять указанное положительное влияние на корпоративную культуру, остаётся открытым. За последнее десятилетие только две компании были признаны виновными в совершении преступлений, предусмотренных Статей 7 (речь идёт о делах: SFO против Sweett Group plc и R против Skansen Interiors Limited). В свете этих цифр компании, которые десять лет назад потратили значительные суммы на внедрение более строгих программ борьбы со взяточничеством, могли бы пересмотреть аспект соразмерности затрат на поддержание или совершенствование данных программ риску уголовного преследования.
В рамках соответствующих исследовательских материалов ОЭСР, посвящённых факторам соблюдения антикоррупционных требований на международном уровне, более 80% респондентов заявили, что «существенными» или «крайне существенными» факторами в решении внедрить программу противодействия взяточничеству являлись избежание уголовного преследования или защита репутации компании. Если уголовное преследование не представляется реальной перспективой, мотивация поддерживать высокие стандарты в данной сфере может начать ослабевать, в особенности, в небольших организациях.
Опрос, проведённый FTI Consulting в марте 2012 года, показал, что 29% респондентов были готовы нарушить Закон, но при этом привлечь новых клиентов, а 20% респондентов были «уверены» в том, что они смогут обойти соответствующе правовые нормы без последствий. Бытует мнение, что к сегодняшнему дню мало что изменилось, учитывая реальные показатели правоприменения.
Недостаточность урегулирования механизмов предотвращения получения / дачи взятки
Для большинства компаний, нацеленных на соблюдение Закона, существуют ограниченные ориентиры достижения данной цели, и, что ещё более важно, ни в Законе, ни в ведомственных актах не определены конкретные механизмы предотвращения получения / дачи взяток.
Руководство, опубликованное Министерством юстиции в марте 2011 года (англ. — Bribery Act Guidance), в котором не описываются конкретные меры, а излагаются общие принципы внедрения соответствующих механизмов, вызвало немало нареканий. К примеру, по мнению организации Transparency International UK, данный подзаконный акт «больше похож на руководство о том, как обойти Закон, а не о том, как разработать корпоративные механизмы, которые будут реализовываться компаниями на практике».
Руководству не хватает конкретики; коммерческие организации, стремящиеся соблюдать Закон, не могут определить, соответствуют ли их комплаенс-программы требуемым стандартам.
Соглашения об отсрочке судебного преследования
В отличие от низких показателей по обвинительным приговорам по Ст. 7, с момента их введения в 2014 году были утверждены 6 соглашений об отсрочке судебного преследования («соглашения DPA») по делам, связанным с преступлениями, предусмотренными Ст. 7, что по состоянию на сегодняшний день составляет две трети всех подобных соглашений, утверждённых судами. Если придерживаться концепции того, что, в целом, подобный исход событий является желательным результатом для корпоративного сообщества, можно говорить об эффективности практического применения Ст. 7. С этой точки зрения неудивительно, что данный состав преступления был использован в качестве шаблона для неисполнения обязанности по предотвращению уклонения от уплаты налогов.
При этом существует определённый парадокс, связанный с данными соглашениями.
Возможно, наиболее поразительным аспектом применения Закона является несоответствие между корпоративными решениями, принимаемыми согласно Закону, и последующим судебным преследованием лиц в связи с неисполнением обязанностей. На сегодняшний день ни одно лицо не было привлечено к ответственности в соответствии с Законом о взятках за деяния, связанные с соглашениями DPA. Учитывая, что исходное условие соглашений DPA заключается в совершении преступлений согласно Ст. 1 или 6 Закона, отсутствие обвинительных приговоров заслуживает отдельного внимания. Происходит такая ситуация: либо налагаются существенные финансовые санкции, либо соответствующее лицо освобождается от ответственности, что наводит на мысль о финансовой выгоде регуляторов.
Уголовное преследование
Судебное преследование по другим преступлениям, предусмотренным Законом, увенчалось переменным успехом. Так по Ст. 6 (дача взятки иностранному должностному лицу) не было возбуждено ни одного дела, вероятно, в связи с тем, что данная Статья в значительной степени дублирует Ст. 1 (дача взятки другому лицу), которая в некоторой степени проще в доказывании.
При этом официальные цифры опять же не впечатляют. В период с июля 2011 года по февраль 2015 года Служба уголовного преследования инициировала 16 уголовных дел, 13 из которых как раз затрагивали Ст. 1. А по состоянию на март 2020 года Управление по борьбе с экономическими преступлениями возбудило 4 уголовных дела в результате нарушения положений Ст. 1 и 2 Закона.
Перспектива введения ответственности за неисполнение обязанности по предотвращению экономических преступлений
С января 2017 года начали говорить о реформировании системы корпоративной ответственности за совершение экономических преступлений. Акцент был сделан на полемике относительно того, следует ли применять отказ от предотвращения совершения преступления, аналогичного Ст. 7, ко всему спектру экономических преступлений.
В ноябре 2020 года Правительство резюмировало, что «не получило достаточной доказательной базы для незамедлительного внесения соответствующих изменений в законодательство» и поручило Комитету по законодательству провести подробный анализ ответственности корпораций за экономические преступления. Возникает вопрос к властям: почему подобного решения стоило ожидать 3 года?
В январе 2021 года Палата общин обсудила предложение о введении ответственности за неисполнение обязанности по предотвращению экономических преступлений, связанных с мошенничеством, ведением недостоверного бухгалтерского учёта и легализацией доходов, полученных преступным путём. Как ни удивительно, предложение было отклонено, пока Комитет по законодательству проводит указанный анализ, который, к слову, должен быть завершён в начале 2022 года.